… Вспоминаю встречу двадцатилетней давности. Невысокая, по-девичьи стройная женщина в форменном костюме гражданского воздушного флота вошла в класс Бугурусланского лётного училища.
— Встать! Смирно!
Курсанты дружно поднялись.
— На занятиях присутствует двадцать четвёртое отделение в количестве двадцати семи человек, — чётко отрапортовал дежурный курсант Василий Тихонов.
— Здравствуйте, товарищи курсанты!
— Здравия желаем, товарищ преподаватель!
— Вольно! Сегодня мы будем изучать тему: «Руководство движением самолётов в районе аэропорта…»
Мало кто из курсантов знал тогда, что их преподаватель Прасковья Фёдоровна Горбань, кареглазая, с посеребрёнными сединой волосами, в годы войны была разведчицей, партизанской радисткой, её не раз забрасывали с парашютом в глубокий тыл врага.
… Преодолев на большой высоте линию фронта, самолёт шёл на запад, в стороне от крупных населённых пунктов. Через несколько часов полёта внизу в кромешной темноте мелькнули огоньки. И вот под куполом парашюта разведчица приближалась к родной украинской земле. Кто встретит — свои или враги?
У неё не было оружия. Одета, как все женщины на Ровенщине. Старая телогрейка, поношенная юбка, платок. Во внутреннем кармане, заколотом булавкой, аусвайс — удостоверение личности, выдаваемое немецкой администрацией в оккупированных районах. Перед вылетом освоила особенности местного говора, тщательно изучила карту района. Словом, обычная сельчанка Пелагея Соколова. Но это, если удачно удастся приземлиться, уничтожить парашют и спрятать рацию.
Приземлилась благополучно. Встретили партизанские разведчики. В отряде ей предстояло по ускоренной программе обучить радистку Наташу. В определённое время выходила на связь с Центром. Передавала и разведданные, и сообщения о боевых делах отряда.
Прасковья могла уже возвращаться, но от командования по рации поступило новое задание: отправиться в село Кременцы, дождаться связного из Ровно, а затем передать полученные от него сведения. Информация была настолько важной, что связной мог передать их только человеку, которого знает в лицо. И девушка вспомнила, о ком шла речь. Их познакомили в Москве за месяц до вылета. Целый день молодые люди провели вместе. Ночью Борис исчез. И вот теперь — новая встреча.
Пришла в дом, который указали партизаны. Познакомилась с хозяйкой Верой Петровной. Пожилая женщина не раз укрывала партизанских связных и очень за них переживала. Село стояло у большой дороги, и здесь всегда было полно гитлеровцев. На центральной улице красовался бар.
Прождала день, другой, третий… Связной не приходил. Дальше без работы проживать было опасно. Хозяйка разузнала, что можно устроиться официанткой в бар. Выбора не было.
Проворная и аккуратная, Пелагея Соколова пришлась по душе и хозяину бара, и посетителям. Носилась по залу с подносами, быстро обслуживала господ офицеров. Однажды вечером почувствовала, что за ней пристально наблюдает сидящий у окна эсэсовец.
— Скажите, фройляйн, где я мог вас видеть? — обратился он к ней на чистейшем русском языке.
— Возможно, здесь, — стараясь ничем не выдать волнения, ответила она. А в душе похолодело. Сразу подумала о Маше, родной сестре, с которой они были так похожи, что их часто путали. Машу забросили в тыл несколько месяцев назад, и с тех пор она как в воду канула. Неужели попала в лапы немцев?
— Нет, не здесь…
— А больше мы нигде не могли встретиться, — мило улыбнувшись фашисту, сказала она и, как всегда, быстро отправилась с посудой на кухню.
В коридоре к девушке подскочил шофёр Курт. Ещё в отряде еёпредупредили, что это «свой» парень. В случае чего, может помочь. Путая русские и немецкие слова, он зашептал:
— Уходи, Польди, сейчас, шнелль, шнелль, — и он легонько подтолкнул девушку к двери.
Она поставила на стол посуду и спокойно вышла через кухню из бара. Сердце стучало так громко, что его удары, казалось, могли услышать даже в зале, откуда доносится гул пьяных голосов. Перешла улицу, вторую. По огородам пробралась к околице, где была резервная явка. Смертельно уставшая от трудного пути, а ещё больше от нервного напряжения, она в ту же ночь всё же добралась до отряда. А спустя несколько дней другой связной привёл к партизанам и Бориса. С особым наслаждением заработала радистка ключом, посылая в эфир точки, тире, точки, сложные комбинации цифр, которые в Москве складывались в очень нужные, бесценные для фронта сведения.
Задание было выполнено. И с первым же самолётом, прилетевшим к партизанам, её вместе с ранеными отправили на большую землю.
Было досадно, когда узнала, что лучший друг Николай Горбань, встречи с которым так ждала, накануне улетел. А куда — об этом по законам военного времени не сообщалось.
И снова были дежурства в подразделении, где сходились невидимые, строго законспирированные связи с разведывательными группами, подпольными организациями, партизанскими отрядами. Эфир заполнен звуками, и непосвящённому человеку в этом хаосе писков морзянки и атмосферных разрядов невозможно разобраться. Но в том и состояло мастерство радиста-разведчика, чтобы из тысячи звуков по почерку и по манере работы узнать своего подшефного, обменяться позывными и паролями, принять сообщение, передать задание. Прасковья, обладавшая отличным слухом и интуицией, порой, ночи напролёт просиживала у аппарата, вслушиваясь в тревожный шум эфира, ухитрялась находить затухающие голоса тех, чей след уже, казалось, безнадёжно потерян…
Запомнился ей ещё один ночной прыжок. Получила задание: попасть в отряд Комарова, действовавший под Смоленском, обучить радиста и вернуться. Как и под Ровно, самолёт вышел на партизанские костры, но то ли запоздала с прыжком, то ли ветер снёс далеко в сторону, но её никто не встретил. При посадке повредила ногу. Разорвала в клочья парашют, зарыла обрывки в землю. Хорошо приметив место, спрятала рацию. Когда стало светать, осмотрелась — место опасное, невысокий кустарник и редколесье. Надо бы пробраться в лес, темнеющий вдали, но нога распухла и болела так, что идти не могла. Холодно, слякотно. Стоял конец марта. Только на третий день увидела человека. Он прошёл недалеко. Паша внимательно следила за мужчиной, но открыться не решилась. Потом он вернулся.
— Дедушка, — крикнула она, — как мне в Ивановку попасть?
— А ты откуда тут взялась? — удивлённо спросил тот.
— Шла из Колемятино, да оступилась, ногу подвернула, не могу теперь двинуться…
Он недоверчиво оглядел девушку и сказал:
— Подожди маленько, я женщин позову, они тебе помогут, а я не могу, ты уж не обессудь. По важному делу тороплюсь…
Паша стала ждать. На этот раз по аусвайсу она значилась Пелагеей Воронцовой. На всякий случай спряталась под кучей хвороста, прихватив для обороны лопатку. Кто знает, кого этот старик пришлёт? Пришла старушка. Назвалась Зинаидой Ивановной Борисенко. Дождались, пока стемнеет, и пошли в село. Труден был путь. Распухшая нога так разболелась, что ступить нельзя. Можно сказать, на одной допрыгала.
Едва успели зайти в избу, как в дверь постучали.
— Лезь в печь, — шепнула хозяйка.
Залезла, закрывшись заслонкой. В избу вошли староста и немецкий солдат.
— Кто к тебе сейчас заходил? — спрашивает староста.
— Сестра Фрося была. Ушла вот только, — отвечает хозяйка.
— Врешь, Зинаида, сама ведь с кем-то шла.
— Не верите, смотрите…
Пошарили они по избе, все закоулки осмотрели. Уходя, потребовали известить старосту, если кто появится.
Погасила Зинаида Ивановна свет. Выпустила Пашу из заточения. А та чуть жива. Печь днем топилась и толком остыть не успела. Семь потов с девушки сошло. Думала, если ещё минуту, две придётся посидеть, — потеряет сознание. К тому же страху натерпелась, пока избу обыскивали. Они даже на печь забирались, а вдруг додумались бы внутрь заглянуть.
Перед рассветом трижды осторожно постучали в окно. Паша снова в печь собралась лезть. Но это пришёл посыльный из отряда. Местный лесник дядя Дмитрий предупредил партизан.
— Ну и теплынь стоит, прямо лето, — связной произнёс пароль.
— Да нет, весна ещё, — ответила радистка.
С ним ушла в лес. Партизанский врач вылечил её. Обучила радистскому мастерству молодого партизана Николая и вернулась.
Немало было в боевой биографии разведчицы таких тяжёлых ситуаций, когда жизнь её висела на волоске.
И суженый вернулся из последнего рейда в тыл врага живым и невредимым. Отгремела война. Прасковья Фёдоровна и Николай Лукич поселились в Бугуруслане. Долгие годы работали в лётном училище.
Память часто возвращала их в военные годы. Вспоминались самолёты, уходящие ночью за линию фронта, прыжки в неизвестность, полные испытаний дни, проведённые во вражеском тылу во имя Великой Победы.
Александр ПАРФЁНОВ.
