Имя Георгия Спиридоновича Кабанова хорошо известно многим бугурусланцам. Уроженец Елатомки, он более четверти века проработал председателем колхоза «Красное знамя», одного из передовых в нашем районе. Но запомнился не только этим — оставил землякам бесценное наследство: три книги об истории малой родины, о судьбах живших там людей. «Самое ценное для истории — свидетельства очевидцев», — говорил Георгий Спиридонович, имевший, помимо аграрного, образование преподавателя истории. Предлагаем вниманию читателей отрывок из его книги «Мы — переселенцы». Речь идёт о военной поре, которую автор пережил подростком.
… Для елатомцев известие о начале воины было неожиданным. 22 июня 1941 года из обоих елатомских колхозов в распоряжение военкомата отправлены были автомобили-полуторки. На другой день из военкомата стали поступать повестки. Елатомский сельский Совет стал центром мобилизации запасников и молодёжи, техники, лошадей и других материальных ресурсов для фронта. В сельсовете организовали круглосуточное дежурство. Мы, подростки, дежурили на верховой лошади и развозили повестки по призыву, а позднее — похоронки…
В начале июля школьники пололи просо в колхозе и неделями жили в поле в шалаше. Мне передали, что надо срочно идти домой. Седьмого июля 1941 года наша семья отправила в армию брата Петра. Ему было 18 лет.
Началась жатва. Всё оставшееся население было мобилизовано на уборку хлеба. Подростки и пожилые мужчины работали на лобогрейках, женщины вязали снопы.
В августе мне пришлось везти на подводе детей из яслей в поле для того, чтобы матери покормили их грудью. Запряг я лошадь в не очень крепкую телегу и подъехал к яслям. Посадили в телегу няньку двенадцати лет от роду, вокруг неё уложили шесть грудничков. Стояла жара, лошадь отбивалась от насекомых, голодные дети стали плакать на разные голоса. Нянька после тщетных попыток успокоить их сама заревела… Так, с плачем и визгом, преодолели пять километров, подъехали к стану, где нас ждали взволнованные женщины. Вспоминаю усталых, потных женщин, прижимающих к груди детей и одновременно хлебавших затируху, сваренную колхозным поваром тётей Катей Полшковой.
В августе в селе появились беженцы, которых расселяли по домам. Их тоже привлекли на уборку, но они, жители больших городов, плохо ориентировались в сельских работах. Толку от них в поле было мало. И постепенно они разъехались. Остались специалисты. Так, всю войну лечила нас врач Вера Ивановна Соколова. В школе работали учителя: Мария Николаевна Буланкова, влюблённая в свой предмет — географию, Сара Львовна Вестерман, Самуил Григорьевич Брансбург и другие.
С первых дней войны в Елатомке постоянно находилась уполномоченная райкома партии и райисполкома Нина Петровна Фрунт, которая вела большую разъяснительную работу среди населения.
На пожилых мужчин, женщин и подростков нагрузка была большая. Техника часто простаивала, и приходилось львиную долю работы выполнять на лошадях, быках и вручную. Сеяли зачастую дедовским методом — разбрасывали семена руками, а затем бороновали в несколько следов.
Косили хлеба лобогрейками, снопы складывали в скирды, а потом свозили в большие копны, к которым осенью и зимой подтаскивали комбайны и молотилки и обмолачивали хлеб.
А сколько сил надо было, чтобы убрать 100 гектаров заливных лугов! Все работы проводились вручную: косьба, согребание и метание. Омёты ставили аккуратные, высокие, заострённые — глаз не оторвёшь, не то, что сейчас стогомётом мечут.
Осенью 1941 года в елатомских колхозах состоялись собрания, на которых утвердили список девушек для обучения на курсах трактористов и комбайнеров. Помню, что эту весть восприняли со слезами. Во-первых, это не женская работа, да и расходилось с традициями старообрядческого села. А потом, на курсы надо было ехать в Бугуруслан или в Пилюгино. Но, конечно, поехали. Впоследствии из этих девчат получились неплохие механизаторы, и в колхозах «Луч Труда» и имени Коминтерна работали женские тракторные бригады. Вот что рассказывала Ксения Федотовна Кадысева:
—»Все для фронта!» — это для нас был не лозунг, так тогда жили. Работали в две смены, а жили впроголодь. Трудно приходилось, трактора часто ломались, запчастей не было, от безысходности порой плакали… Износившиеся юбки и пиджаки приходилось перелицовывать, а единственную фуфайку подкрашивали чёрной краской.
Осенью 1942 года в нашем колхозе остался неубранным участок пшеницы в несколько гектаров. В октябре распределили его по дворам и объявили ударник по уборке. Все приехали, пришли с косами и по морозу и позёмке начали убирать, каждый двор свой участок. Розвязь (скошенный, но не связанный в снопы хлеб) складывали в колымаги и отвозили в омёты. Дело шло к концу, когда уполномоченный райкома Крайнев попросил всех помочь скосить пай израненному фронтовику Емельяну Петровичу Кожевникову. У меня и сейчас стоит перед глазами эта картина: фронтовик в шинели, брюках-галифе, в рваных ботинках из последних сил машет косой. Но от помощи категорически отказывался:
«Умру на этой полосе, но докончу сам, идите, помогайте женщинам…»
С осени 1942 по апрель 1943 года в Елатомке формировался полк. Во все дома расселили солдат и командиров по 5-7 человек. У нас жили пять бойцов-казахов и два командира. Некоторые казахи плохо понимали и говорили по-русски. Командирам было трудно их обучать, на строевой подготовке к ногам привязывали пучки сена и соломы, и команда вместо «правой, левой» звучала так: «сено, солома».
Все ребята призывного возраста понаделали себе портупеи, уж больно хотелось быть похожими на военных. Здание школы было занято эвакуированным детским домом, а мы учились в школе соседнего села Староверовка.
… Поизносилась Елатомка за военные годы во всех отношениях. Покосились дома, обветшали скотные дворы, сожгли в печках надворные постройки и плетни, скормили скоту солому с крыш. И как тут не вспомнить о кизяках, которые спасали елатомцев в трудную годину. Делали их всем селом. Сначала раскидывались в круг навозные кучи, добавлялась вода, массу мяли лошадьми. А на другой день собирались все население. Было принято, что старики и мальчишки накладывали измятую массу в станки, а женщины и девчата, помяв массу в станке ногами, пригладив сверху руками, таскали в сторонку и укладывали в ряды. Девочки-подростки от тяжести, бывало, аж перегнутся, ведь сырой кизяк со станком весил около пуда. Были двойные станки, те вообще очень тяжёлые, их носили вдвоём.
Для отопления домов также рубили тальник, полынь и использовали обмялки ржаной соломы, которую, скрутив в жгут, совали в печь, где она вспыхивала, как порох, и пламя на метр вырывалось в избу. Так и топили.
Но, главное, за годы войны поизносились, устали люди. Старики постарели, женщины согнулись от тяжёлого труда, исхудали от недоедания и недосыпания. Трудно приходилось и повзрослевшим детям…
Весь собранный урожай зерна отправлялся на элеватор. На трудодни практически ничего не давали, кормили в поле затирухой. На огородах наряду с картошкой и овощами стали сеять рожь, пшеницу и просо: надо было выживать.
Не могу не сказать отдельно о картофеле. Ко всем факторам, которые помогли победить фашизм, ради справедливости надо добавить картошку!
Бедные женские руки! Сколько за войну истёрли они картошки на самодельных тёрках. В эту массу добавлялась горстка муки и пеклись караваи хлеба, блины, оладьи и лепешки. Картошка в щах, картошка с молоком, картошка жареная, пареная, картошка в мундире, картошка печёная…
А сахарная свёкла и тыква, искусно приготовленные хозяйками, служили сахаром, конфетами, вареньем. Помню, вечером придём с братом Иваном с улицы и сразу лезем ухватом в левый угол печи. Там всегда стоял чугун с сахарной свёклой. Особенно вкусными, сладкими были немного прижаренные кусочки, прилипшие к стенкам чугуна. Просто объеденье!
Редкая елатомская семья сытой вылезала из-за стола в военные годы. Соседка тётя Ариша Трушина, накормив пятерых детей чем Бог послал, объявляла:
— Наелись, не наелись — вылезайте из-за стола…
Отважно сражались земляки на фронтах Великой Отечественной войны. Всего по сельскому Совету было призвано более 1000 человек, 373 из них погибли. Они пали на полях Украины, Белоруссии, под Москвой и Сталинградом, защищая Ленинград и при штурме Берлина. Среди павших Кабановых — 27, Ронжиных — 20, Зуйковых — 18, Солдатовых — 14, Мигуновых — 13, Трушиных — 10, Вдовиных — 22, Камсковых — 17, Овчинниковых — 15, Зиборовых — 12. И множество других.
В конце лета 1945 года стали возвращаться домой фронтовики. Радость тех, кто дождался, соседствовала со слезами и безысходным горем солдатских вдов и матерей, которые не могли сдержаться при виде бравого солдата, возвратившегося невредимым с фронта с орденами и медалями на груди… Это не чёрная зависть, это незажившая рана снова начинала кровоточить и обещала остаться такой на всю оставшуюся жизнь — ведь войне конец, и чуда не будет.
И я это понял, когда весь вечер проплакал у окон дома Солдатовых, где радостно встречали ровесника моего брата Петра, сгоревшего в танке при штурме оборонительных укреплений немцев на реке Молочной под городом Мелитополем. Больше я никогда не плакал, а тогда удержаться не смог…
В преддверии 25-летия Победы над фашистской Германией мы установили в Елатомке памятник воинам-землякам. На гранитном постаменте стоит молодой воин в гимнастёрке, плащ-палатке, в армейских сапогах. Лицом он обращён к школе, к центру села, к восходу солнца. С этой площади уходили молодые парни защищать священную русскую землю, многие — со школьной скамьи.
В 1941 году в Елатомке была школа-девятилетка. В первые месяцы войны все мальчишки-старшеклассники, и не только мальчишки, были призваны в армию.
Фронту нужны были командиры, потому многих ребят направили в военные училища. Так, брат Пётр стал курсантом Чкаловского танкового училища, Андрей Кортунков, Георгий Мигунов — курсантами пехотных училищ. Евдоким Солдаткин доставал «языков» в составе дивизионной разведки, Яков Царьков громил врага знаменитой «Катюшей», Андрей Ронжин воевал в пулемётной роте, Василий Самарцев был военным сапёром.
Треть всех призванных на фронт по Елатомскому сельскому Совету составляли молодые люди до 25 лет. Призывались на защиту страны не только мальчишки, но и девушки. Так, Анна Блинова, Анна Кабанова на Дальнем Востоке заменили мужчин, отправленных на Западный фронт. Прасковья Зуйкова была военным поваром. Особо надо сказать о Евгении Ронжиной, которая в свои двадцать лет была минометчицей артиллерийского полка. Она погибла на белорусской земле в 1944 году. Вечная намять тебе, Женя!
Около ста мальчишек не вернулись с полей сражений по Елатомскому сельскому Совету. Каждый из них совершил свой подвиг, замеченный или нет, — который, может быть, на несколько метров затормозил продвижение фашистской орды к сердцу России — Москве, помог стране собраться с силами. Совокупностью этих, казалось бы, малых подвигов и была обеспечена большая Победа — одна на всех.
…Спустя годы мы получили письмо от фронтового друга брата:
«Пишет вам участник боёв за освобождение Северного Кавказа Вагин Александр Фёдорович. В составе 225-го танкового полка вместе со мной в этих боях участвовал ваш земляк Пётр Спиридонович Кабанов. Хотелось бы, чтобы земляки знали, что он честно, бесстрашно, героически бил фашистов и удостоен высокой благодарности его земляков.
Расскажу об одном бое — 30 декабря 1942 года. По обстановке на нашем участке фронта чувствовалось, что вот-вот должно начаться наступление наших войск. Ведь в это время немцы были окружены под Сталинградом, и наши войска могли, выйдя к Ростову, отрезать северо-кавказскую группировку немцев. Поэтому мы готовились к прорыву обороны противника.
И вот Пётр получил приказ от командира полка произвести разведку переднего края противника боем с целью выявить его огневые точки. Надо было видеть эту боевую «вылазку». Пётр с механиком-водителем (в экипаже Т-70 всего 2 чел.) «проутюжили» передний край фашистов, маневрируя, заставили немцев открыть огонь: это-то и было нужно, чтобы наши артиллеристы засекли их точки.
Когда Пётр прибыл на исходные позиции, мы были в недоумении, как его танк мог ещё двигаться и стрелять: справа от башни поднят надмоторный люк с порванной сеткой воздухопритока, правая кормовая броня завёрнута снарядом, сквозная пробоина через кормовой и левый бортовой лист брони. А Пётр выскочил из танка — ни грамма страха в глазах, только чумазый, грязный, задымленный пороховыми газами от выстрелов. Таким он и остался в моей памяти. За эту дерзкую боевую разведку он был награждён орденом Красной Звезды».
