Взлёт разрешает!

Продолжаем публикацию (в сокращении) воспоминаний заслуженного пилота СССР, начальника Бугурусланского лётного училища в 1975-1997 годах, Почётного гражданина Бугуруслана Василия Яковлевича РУЗОВА «Взлёт разрешаю». Редактирование воспоминаний выполнили Елена Волкова и Валерий Хайрюзов.

Начало в номере за 16 января.

ВОЙНА

Сельские мальчишки от 6 до 13 лет играли в войну: одна группа нападала, а другая оборонялась. Прятались за домами, в траве и в кустах с выструганными из досок «винтовками». Были «белые» и «красные», потом появились русские и финны. Само собой, русские всегда побеждали, «белыми» никто из пацанов быть не хотел…

А 22 июня 1941 года, после обеда уже, по улице верхом проскакал в сторону сельсовета мужчина и несколько раз крикнул: «Война, война!!!» Люди, не занятые в полевых работах, начали подтягиваться к сельсовету. Населению Полудней сообщили: Германия напала на нашу страну. Реальная война вошла в нашу жизнь…

В толпе раздавались выкрики: «Мы покажем, как с нами воевать!» Но пожилые сельчане говорили, что у Германии сильная армия и много танков и самолётов — война будет тяжёлая.

Вечером вернувшиеся с работы собирались группами и обсуждали важное сообщение. А мы, пацаны, переквалифицировались в «русских»  и «германцев»…

На следующий день около школы состоялся митинг. Директор школы Фёдор Степанович сказал, что Молотов (народный комиссар, министр иностранных дел СССР) призвал мобилизовать все силы, чтобы дать отпор врагу. Доставили газеты, в которых было опубликовано обращение правительства к народу по поводу нападения Германии, создания крепкой обороны.

В течение нескольких дней многих мужчин вызвали в военкомат. Почти ежедневно приходила машина к сельсовету за новобранцами. Всегда приезжал офицер с папкой, он заходил в сельсовет и давал распоряжения.

4 июля собрался и отец. К машине, которая должна была везти мужчин в военкомат, он шёл с небольшой сумочкой. Мама, вытирая слёзы платком, держалась за отца, меня вела за руку. У автомашины уже было много людей, некоторые женщины плакали, молодые пели песни.

Отец поцеловал маму и залез в машину. В кузове уже сидели человек десять. Офицер подошёл к машине, достал из папки бумажку и проверил сидящих по списку. Затем сел в кабину, и машина тронулась. Отец и остальные махали нам, а мы — им.

В июле и августе призвали всех военнообязанных. Проводили Черепанова Михаила Фёдоровича, Курунова Василия Фёдоровича, Полуднева Григория Ивановича, Светлышева Никиту, Рузова Алексея (однофамилиц наш), Тырсина Сергея Степановича, отца моего друга Василия Тырсина, ушли на войну Неткачёвы Максим Матвеевич и Иван Матвеевич и много других…  

Вскоре от отца получили письмо. Он писал, что его на неделю направили в часть, где готовят истребителей танков, а потом отправят на передовую.

А в колхозе созрел урожай. Надо было убирать рожь и пшеницу. Так как трудоспособных мужчин не осталось, всё легло на плечи женщин. Мама тоже работала с утра до ночи. Мы с младшим братом Сашей выполняли домашнюю работу.

В конце июля или начале августа 1941 года на Кинель-Черкасский аэродром прилетело много самолётов: истребителей и штурмовиков. Они целыми днями проводили учебные бои. Мы видели, как за самолётом на канате летит белый длинный мешок, его называли «конус». Вот по нему и стреляли лётчики. Летали высоко, но мальчишкам всё было хорошо видно. И интересно. Потом начали летать штурмовики, причём летали низко над домами, вдоль улицы со страшным рёвом.

И мы мастерили самолётики, сначала деревянные, потом железные и проводили свои ребячьи воздушные бои…

ШКОЛА

Первого сентября 1941 года я сидел на завалинке у дома, а ребятишки шли по улице в школу.

Ко мне подошли трое. Один из ребят спросил:

—Ну, чего сидишь? Надо идти в школу. Книжки у тебя есть?

— Есть.

— Покажи.

Я сбегал домой и принёс книгу «Синтаксис», так на обложке было написано.

— То, что надо!

И я пошёл в школу. Когда прозвенел звонок, ребята завели меня в класс, усадили за парту. Пришла учительница и стала что-то объяснять, поглядывая на меня: — ни карандаша, ни тетрадей у меня не было. Когда кончился урок, учительница отвела меня в соседний класс, где были первоклашки. Она сказала коллеге, что мальчик хочет учиться, но по ошибке пришёл в третий класс. Меня опять посадили за парту. А «Синтаксис» учительница Валентина Ивановна посоветовала отнести домой — эта книга пока не понадобится.

Так началась школьная пора. Вечером, вернувшись с работы, мама узнала, что я был в школе. Сначала расстроилась: с братом некому будет играть да и рановато идти в школу в семь лет. Но наутро разбудила, дала тетради и карандаши, сказала: «Ладно, иди учись».

Когда научился читать, мама просила, чтобы читал вслух газеты — сообщения «От Советского информбюро», а сама занималась домашними делами. Иногда приходили соседки и слушали. Агафья Семёновна, соседка, говорила: «Ты смотри, он в 1 классе, а уже читает, моя Шурка тоже в 1 классе, а читать не может…»

… В ноябре, когда уже выпал снег, в село приехали солдаты. Помню, как их строем вели по улице. По снегу они косили пшеницу. Мужчин же не было в селе, а женщины не смогли скосить и отправить на молотилку рожь и пшеницу.

Уборочной техники в колхозе практически не было. Несколько автомашин «полуторок» забрали на фронт. Осталось только пара тракторов «ЧТЗ». Да и те часто ломались, а ремонтировать было некому. Тракторами управляли 16-17-летние ребята.

Учёба проходила нормально. Часто мы с ребятами приносили в школу боевые патроны, после уроков разряжали их, высыпали порох, а потом использовали его в самодельных пистолетах «поджиг», заряжая дробью или нарубленными кусочками гвоздей. Стреляли по мишеням.

… В 1942 году в село массово стали приезжать эвакуированные из западных областей СССР. Много было еврейских семей. К бабушке поселили мужа и жену. Дедушка стал сеять табак, растил его, сушил, мелко резал и продавал.

Весной в 1943 году женщины и дети собирали колоски на полях, намолоченное зерно перетирали в муку и выпекали хлеб. Люди, которые употребляли этот хлеб, заболевали. Начинало болеть горло, на теле появлялись чёрные пятна, и человек умирал. Что за хворь, не знали.

В течение года умерли 80 детей и взрослых сельчан. В конце 1943 года всем начали рекомендовать стрептоцид. Тем, у кого болезнь была не запущена, препарат помогал, как маме и Саше. Их лечили в больнице. Я же не заболел, потому что мало ел этого хлеба: у меня от него сильно першило  в горле, хотя бабушка уговаривала: «Ешь, Вася, хлеб хороший».

Потом в селе развесили плакаты: «Злаки, перезимовавшие под снегом — яд !!!»

В 1941 году приехала младшая сестра мамы — тётя Дина с мужем дядей Никитой, детьми Галей и Юрой. До войны Некрасовы жили в Орле, тётя работала учительницей. Дядя Никита в Финской войне был ранен в ногу. Тем не менее, в начале Великой Отечественной он был мобилизован — стал водителем на полуторке. Дядя Никита рассказал, как ему дали команду забрать всех детей из детского сада и вывезти в направлении Москвы. Не успел доехать, сообщили, что с запада в Орёл въезжают немцы. Дядя заехал домой, забрал семью и поехал к детсаду. Там сказали, что детей уже вывезла другая машина. И тогда решили ехать на восток, собирая по пути беженцев, шедших вдоль дорог.

В Полуднях Некрасовы расположилась у нас. Дядя Никита стал работать в колхозе шофёром.

ДЕЗЕРТИРЫ

Весной 1943 года к дому, где жил Кирюшкин Андрей, подъехал мотоцикл. Двое военных зашли в дом. Там была только сестра Андрея — Талька. У неё спросили о месте нахождения брата Родиона. Девочка ответила, что его призвали в армию в 1942 году. Сотрудники НКВД заявили, что Родион Кирюшкин дезертировал. И предупредили: если он появится дома, надо немедленно сообщить в сельсовет. Андрей тоже слышал эту просьбу, а нам сказал, что Родька дома не появлялся.        

… Летней ночью в дом к пожилой сельчанке залезли неизвестные и украли масло и яйца, приготовленные для сдачи государству в виде налога.

По заявлению председателя сельсовета приехали милиционеры и, собрав в клубе жителей, сообщили, что в районе появилась группа дезертиров, которые промышляют грабежами. Предупредили, чтобы хорошо закрывались, а продукты, приготовленные к сдаче государству, сдавали своевременно.

Через день был обворован ещё один дом, унесли сметану, масло и яйца. Решили организовать из жителей патрульную группу.

Через пару дней воры снова через крышу залезли в дом, где жила тётка Прасковья. Она была глухая, но дочь Надя услышала, что в чулане кто-то ходит, и сказала матери. Та давай вопить: «Караул, грабят!!!» Налётчики, забрав сметану, яйца и ещё что-то из овощей, сбежали. Крик услышал и дед Миша,  «патрульный» пальнул из берданки в воздух.

Председатель сельсовета поехал верхом на лошади по следам воров. Остальным, более-менее способным дать отпор, приказал следовать за ним. Подростки взяли вилы, топоры, ломики и последовали за председателем. Следы на траве, с которой была сбита роса, привели в крутой овраг — в пяти километрах от села.

Председатель свалил одного злоумышленника, но тот вырвался. Тут кто-то стрельнул в председателя. Дробь попала ему в лицо, но председатель тоже успел выстрелить на нападавшего. Дезертир упал, подоспевшие ребята навалились на него и скрутили. Тут на повозке подъехали дед Иван Никитич с внуком. Погрузили бандита, сел и председатель сельсовета. Поехали в село.

Я с братом, другими мальчишками стоял на улице, когда в село въезжала повозка. В ней сидел весь в крови председатель, бандит лежал связанный. Мы побежали за повозкой до сельсовета и видели как Васяка, недавно по ранению возвратившийся с войны, с перевязанной рукой, повёл бандита в сельсовет.

Ночью бандит открыл окно и сбежал.

Говорили, что в группе воров, которых спугнули сельчане, был и Родька.

Милиционеры в конце концов задержали дезертиров. Кирюшкину Родиону дали десять лет и отправили в Республику Коми на лесозаготовки. Он отсидел весь срок, женился там и остался. В дальнейшем к нему уехал Андрей.

Зима 1941-42 годов была суровой, в отдельные дни доходило до 45 градусов мороза. Откуда-то в селе появился молодой мужчина. Поселился у Таньки Лысыной. Танькина мать при встрече с соседками жаловалась, что жилец бездельник, связан с дезертирами. Один раз он пришёл вместе с моим двоюродным братом к бабушке. На нём была жёлтая шёлковая рубаха, очень красивая. Я решил: когда вырасту, куплю себе такую же. За столом гость рассказывал, что был на войне, получил ранение в ногу, поэтому прихрамывал.

Закончилось всё трагично:  Танька Лысына повесилась. И хотя её мать говорила, что это сделал жилец, представители милиции остановились на версии самоубийства. А матери объяснили, что дочь была связана с дезертирами и вела непутёвый образ жизни…

Продолжение следует.